Ну, рано или поздно это должно было произойти -_-"

[spardapwnz]

Название: Очень особенный мальчик
Автор: Last_Optimist
Пейринг/главные действующие лица: Вергилий (reboot version)
Рейтинг и ворнинги, если таковые имеются: R, не за еблю, но за кровищу
От автора: ну как всегда, моя бурная фантазия поразила туеву хучу событий и людей, потому что ну не могут персонажи существовать в информационном вакууме жэ! Кому придеца не по нраву, можете смело считать АУ, мало ли, вдруг с длс не совпадет.
А вообще это история про то, что занимался сиротинушка Вергилий, пока был маленьким, и как вообще дошел до жизни такой.
Дисклеймер: капком хэз ит олл.

Если от усадьбы по обочине дороги дойти до автострады, пересечь ее и еще около получаса ехать на велосипеде по утоптанным лесным тропинкам, можно оказаться на берегу восхитительно чистого озерца, созданного для дремотного летнего отдыха. Скотт Уоррен и его жена Тильда выдвигались ранним утром, нагрузив багажники велосипедов снедью, и оставались у озера, пока не начинало темнеть. Играли в бадминтон, пасовали друг другу мяч, плавали, но большую часть времени валялись на шаблонном клетчатом покрывале, играя в разные настольные игры и попивая вино. Им никогда не было скучно вместе, и все же дня не проходило без фантазий о том, как они станут возить сюда своих будущих детей. Обратный путь, как правило, занимал больше времени. Не так охотно вертелись педали, часто приходилось возвращаться совсем уж затемно и катить велосипед рядом с собой, чтоб не свернуть шею и не выколоть глаз внезапной веткой. Хорошо хоть у автострады ждать не было нужды – на этом участке дороги отродясь не было активного движения. В этот вечер, впрочем, когда они подходили к проезжей части, по ней как раз несся автомобиль. Скотт наклонился, чтобы вытащить пучок травы из педали, когда Тильда истошно закричала. Уоррен успел поднять голову и увидеть, как свет фар упал на участок дороги. Прямо у разделительной полосы стоял ребенок и явно не собирался убегать. Забыв про велосипеды, супруги Уоррен бросились к нему, водитель резко выкрутил руль, но было слишком поздно. Удар бампера подкинул мальчика высоко в воздух, так, что тот перелетел через машину, шлепнулся на асфальт и скатился в канаву.

- Стой! Стой, ублюдок, мать твою! – В бессильной ярости прокричал Скотт вслед уносящейся машине. – Тильда, звони девять-один-один, пусть подъезжает и скорая, и полиция. Это был седан, то ли белый, то ли серый. Первые цифры – три и пять, потом две буквы «джей»…
Тильда плакала, но это не мешало ей действовать. Скотт тем временем проскользил вниз по склону канавы. Ребенок лежал там лицом вниз. Сначала Уоррен испугался, не захлебнется ли мальчик грязью, но, слава Богу, дождей давно не шло, ее там было слишком мало. Да и вообще, сейчас следовало волноваться о других вещах. Например, есть ли у маленького мальчика хоть какой-то шанс выжить после такого удара. Ночь еще не вступила в свои права, и теперь можно было разглядеть, что ребенок точно мужского пола, одет в короткие шорты и рубашечку-поло. Один сандаль болтался на ноге, другой сиротливо валялся на дороге. Мальчик не подавал признаков жизни и не отреагировал, когда Скотт осторожно коснулся его плеча.
- Они уже едут. – Тильда съехала в канаву вслед за мужем, не обращая внимания на задравшуюся юбку и грязь. Сам Уоррен, разумеется, тоже думал о чем угодно, кроме собственных кремовых брюк. – Милый, наверное, нельзя его трогать. Я слышала, при таких травмах могут быть сломаны все кости, но человека есть шанс спасти, если использовать специальные носилки.
- Главное, что у него есть пульс. – Скотт облегченно выдохнул, нащупав маленькую бьющуюся венку на шее ребенка. – Господи, спасибо. Понять бы еще, дышит ли он.
Тильда бережно положила ладонь мальчику на спину.
- Дышит! – Она улыбнулась, но тут же захлебнулась приступом рыданий.
- Ну-ну, Тильда, давай держаться, а то я сейчас сам начну землю жрать. – Скотт крепко обнял жену за плечи. В этот самый момент мальчишка закашлялся… и перевернулся на бок, а потом и на спину.
Чувство, которое при этом испытали супруги, нельзя было назвать просто удивлением. Они онемели, остолбенели, не способные поверить в чудо, в каприз фортуны, спасший ребенка.
Мальчик тем временем сел и, не замечая ничего вокруг, уставился на собственные перепачканные коленки. Затем он поднес к лицу перемазанные грязью руки, ощупал свою одежду, машинально вытер лоб тыльной стороной ладони, лишь сильнее размазав жидкую глину. И пронзительно закричал.
- Уберите это! Сотрите ее, снимите ее с меня! Ааа! – Мальчик истошно вопил, так исступленно пытаясь вылезти из канавы, будто там текла раскаленная лава и жгла ему пятки.
На этот раз первой пришла в себя Тильда. Не иначе как ее побудил инстинкт любой нормальной женщины – помогать детенышу в беде.
- Тише, тише, все хорошо, мы тебе поможем. – Она подползла к мальчику на четвереньках и попыталась обнять его. – Это не кровь, это просто грязь из канавы, тут поможет самое обычное мыло, а одежде – порошок.
- Нет, оно везде, везде! Пусть оно меня не трогает! – Мальчик уже срывался на визг, словно ему действительно было очень больно. Он беспорядочно молотил руками по воздуху, пару раз даже довольно ощутимо пнул женщину ногой в живот. Она, наверное, не удержала бы ребенка, но тут и муж подоспел на помощь, и сирены зазвучали где-то уже совсем неподалеку.
- Выбеги на дорогу, встреть их. – Скотт отчаянно пыхтел. Несмотря на то, что на вид мальчишке было никак не больше семи, силенок в этом тельце оказалось настолько немало, что даже взрослый мужик едва управлялся. Впрочем, Уоррен не удивлялся и, разумеется, не сердился. Он не был доктором, но читал о состоянии аффекта. Хорошо, если это просто шок. Будет чудовищно, если мальчик повредится умом от удара головой. А вот что удивляло, так это невероятное везение. Скотт пытался ощупывать ребенка, тот плакал и вырывался еще сильнее, так что получалось плохо. Тем не менее, ни крови, ни гематом, ни сломанных костей Уоррен не нашел. Видать, есть на свете Бог. Хотя, если думать рационально, то такое бывает. Ребенок мог рвануться в последний момент, и его тогда задело бы вскользь, подняло в воздух, но серьезного вреда не причинило. И вообще, надеяться на лучшее надо, но радоваться раньше времени нельзя. Вдруг малыш ушиб себе что-то внутри, много ли ему надо?
- Сэр, давайте мы вытащим ребенка. – над канавой склонились полицейские и врач. – Судя по тому, как он отсюда рвется, это его не убьет. – Один из мужчин добродушно ухмыльнулся, но в свете фар его лицо пугало, походя на белый блин с тремя черными впадинами.
- Не-е-т! Не надо, пустите, не дайте им меня забрать! – Еще секунду назад мальчик пытался оттолкнуть Скотта, а теперь вдруг вцепился в него, как клещ. – Папа! Мамочка!
- По телефону мы не поняли, что это ваш сын. – В отличие от Уорренов, эти люди привыкли иметь дело с жертвами любых катастроф в любых состояниях, и потому, не обращая внимания на вопли, вытащили ребенка на дорогу. Медсестра и фельдшер зафиксировали его руку, пока врач делал укол успокоительного. Последний жалобный вопль о помощи оборвался на самой высокой ноте, и малыш начал клевать носом, слабо постанывая.
- Мы просто прохожие. Он, наверное, звал своих папу и маму. – Скотт еще раз повторил все, что они с Тильдой видели и сделали.
- Ага, вижу, вот здесь он втопил по тормозам, след от резины остался. А потом уехал, вот ведь урод. Ничего, тут по вечерам не самое оживленное движение, мы его вычислим. – Заверил супругов следователь. – А парнишке здорово свезло. Хотя такое бывает, при мне девочка как-то упала с пятого этажа и отделалась сотрясом.
- Сплюнь, чтоб не сглазить. – Огрызнулась медсестра. – Мы его еще до больницы не довезли.
Скорая уехала, а следователь проводил супругов до дома, задав еще немало вопросов. Когда муж и жена наконец остались вдвоем, Тильда снова расплакалась, но скорее от облегчения. Скотт чувствовал себя немногим лучше, и на пару они уговорили по две порции джина с клюквенным соком.
- Ничего, Тильда, ничего. – Они прилегли на диван, и Скотт укрыл пледом себя и жену. – Мы этого так не оставим. Что же это за родители такие, у которых дети одни по ночным автострадам ходят?
- Он мог потеряться. – Сонно всхлипнула Тильда.
- Что бы там ни было, надеюсь, скоро все образуется. – Уоррен поцеловал ее, куда получилось, в ухо.
- Я все лежу и думаю: ночь, дорога в глубокой провинции, одинокий ребенок, и эти его крики… Он просил, чтобы его не трогали, чтобы убрали что-то, или кого-то. Надеюсь, до аварии с ним не произошло ничего пострашнее.
- Я люблю твой внутренний мир, дорогая, но не сейчас. – Беззлобно проворчал Скотт. – Нет уж, пусть все обернется глупым недоразумением, которое, слава богу, не кончилось трагично. В любом случае, завтра съездим в больницу. Если малышу будет что-нибудь нужно, он это получит.
* * *
С утра пораньше, пока Тильда еще спала, Скотт позвонил в больницу. Если за ночь стряслось что-то плохое, он лучше сам расскажет ей об этом. К счастью, по словам медсестры, волноваться было ну абсолютно не о чем. Состояние стабильное, никакой угрозы жизни. Проходит процедуры, сдает анализы. Приезжайте после часа дня, сэр, как раз и доктор освободится, и следователь прибудет. Привезите фруктов, сэр, и, если не сложно, детской одежды на семилетнего ребенка, а то его шорты и рубашку давно уже выкинули.
В итоге чета Уорренов добралась до больницы ближе к двум. Тильда слишком увлеклась выбором обновок, и набралось на целую спортивную сумку, но Скотт не жалел потраченного времени. Как будто родного сынишку в детский лагерь снаряжаешь. Приятное чувство.
В больнице Уоррены, местный педиатр и комиссар полиции устроились на диванчиках у дежурной стойки. Стажер, которому все равно было нечего делать, сбегал за кофе.
- Пожалуй, начну я. – Вздохнул следователь. – Потому что мне нечего рассказать кроме того, что мы поймали водителя. Тот во всем сознался, но мальчишку знать не знает, как и ожидалось. Родители не объявились, никто не заявлял о пропаже. Его отпечатков нет ни в одной из наших баз. Да и с чего бы им там быть, у нас преступники, а не малышня.
- Но вы же будете расклеивать объявления, сообщать по новостям? Сейчас очень помогает поиск через социальные сети. – Тильда к своему кофе так и не притронулась, видать, очень волновалась. Следователь, разумеется, заверил ее во всеобщем гражданском рвении.
- Я могу рассказать чуть больше, но порадовать мне вас тоже особо нечем. – Взял слово доктор. – Хотя… У мальчика был на лицо посттравматический эффект, а в таких случаях мы обязательно проводим полное обследование, особенно если дети так реагируют на чужие прикосновения. Правда, в нашем случае пришлось делать это, пока он спит, иначе начиналась жуткая истерика.
Тильда успела так истеребить ложечку для кофе, что та сломалась. Скотт и сам рефлекторно мял штанину на колене. Он не считал себя святым праведником, он даже не знал, хороший ли он человек. Но от мыслей, что надо сделать с ребенком, чтобы тот потом так орал и вырывался, во рту появлялся металлический привкус.
- Сразу скажу, чтобы вас не пугать: все с парнем в порядке. Никаких следов более раннего насилия, и даже от аварии он сумел отделаться синяками. Здоровенными, конечно, на всю спину и задницу, но они уже желтеют. Физически он здоров, а все эти крики – ну да, невроз. Но не психоз. Покажите мне современного человека без неврозов.
Доктор сделал длинную паузу и стал смаковать кофе. Скотту хотелось вырвать бумажный стаканчик и выпить все самому, лишь бы врач продолжил.
- Плохая новость заключается в другом. – Наконец, он снова заговорил, вытерев пену с губ. – У мальчика амнезия.
- Да вы издеваетесь! – Следователь шумно крякнул и хлопнул себя по бедрам.
- Временная или нет, пока сказать невозможно. – Неумолимо продолжил врач. – Расклад довольно распространенный: сохранился багаж знаний, пациент помнит свое имя, но по воспоминаниям полный ноль. Мальчик даже не знает теперь, сколько ему лет, не говоря уж о том, кто его родители и где они.
- А цацка на шее? – Не желал сдаваться следователь. – Шнурок с каким-то синим камнем.- Пояснил он Уорренам. – Неужели он, даже глядя на нее, ничего не вспомнил?
- Не отчаивайтесь, офицер. – Решил сжалиться доктор. – Я уверен, вы без труда выясните, кто он, если то имя, которое мальчик называет своим, настоящее. Вергилий. – Педиатр задумчиво огладил усы. – Так сейчас вообще детей называют?
- Может, что-то квакерское? – Предположил следователь. – У них много странных имен. Обадайя, Джедидия…
Тильда не выдержала и прыснула. Скотт одернул ее, но тоже не смог скрыть улыбки.
- Простите, сэр. – Она похлопала комиссара по руке. – Просто я знаю, что это имя древнеримского писателя. Широко известное в узких кругах.
- Ну, мне по роду профессии читать не доводилось, уж простите. – Ворчливо фыркнул следователь, впрочем, не особенно сердито. – Зато теперь ясно, что имя наверняка не придуманное. Откуда бы мальцу лет семи знать про древних писателей?
- О нет, этот знает. – Хохотнул врач. – Он мне целую лекцию про Марка Твена успел прочесть, когда ему книжки принесли, небось и про древний Рим в курсе. Вот видите, детектив, неплохая зацепка у вас уже есть. Не думаю, что в нашей стране много семилетних детей с именем Вергилий. Да и внешность у мальца приметная.
Скотт удивленно посмотрел на врача. Конечно, на дороге было темно, но не кромешно же. Обычный белобрысый мальчишка, что тут приметного?
Доктор истолковал его взгляд верно.
- Сами поймете, когда увидите.
- Уже можно, доктор? – Тильда порывисто поднялась с дивана. Она явно давно ждала этого разрешения.
- Конечно. – Кивнул врач. – Только ни в коем случае не трогайте его. Мы с этим еще будем работать, но пока нельзя, он сразу начнет плакать и кричать. Медсестер подпускает только тех, которые в перчатках, и себе латексные выпросил. Детскому психиатру там работы непочатый край. Но мы справимся.
Педиатр и следователь не пошли с ними в палату, зато медсестра, которая взялась их проводить, полностью подтвердила слова врача.
Что-то там определенно случилось в прошлом мальчика. Кто-то причинил ему зло. Бедный малыш, может, от этого и убегал по ночной дороге. Вот ведь как иногда бывает, да, сэр? Что ни делается, все к лучшему. Если и было что гадкое, он теперь об этом не помнит. Да-да, главное никак не трогать. А в остальном чудо-ребенок, никакого беспокойства. Хорошо позавтракал, потом обложился книжками, бумагой с карандашами, и сидит тише мыши. Вежливо всем отвечает, не хныкал, когда кровь брали, вообще не испугался. Да вы сейчас и сами все увидите.
Когда Тильда и Скотт вошли, Вергилий, одетый в больничную пижаму, сидел на полу, опершись спиной о кровать, и читал какую-то очень толстую книгу. Он был в палате один, других пациентов-детей в больнице, к счастью, не было.
Скотту хватило одного взгляда, чтобы понять, о чем говорил доктор. Маленький Вергилий не был альбиносом. Его кожа была кожей обычного здорового незагорелого ребенка, его глаза были не красного, а очень красивого серо-голубого цвета. Брови и ресницы у него были светлые, да, но это не особенно бросалось в глаза.
Казус заключался в том, что у мальчика были белые волосы. Не седые, что можно было бы списать на стресс, не пепельный блонд – нет, именно белые. Когда на них бликовало солнце, они казались даже слегка серебристыми. Никто их ему, разумеется, не красил, ребенок явно таким родился. Не то чтобы это шокировало: в мире, где то и дело рождаются дети с восемью ногами или близнецы, сросшиеся ниже пояса, может жить и ребенок с абсолютно белыми волосами. В одном врач был прав: это действительно отличная, приметная деталь. Мальчик с такими именем и волосами точно найдется быстро.
- Детка, это совсем для взрослых книга, ты ж там не поймешь ничего. Давай я лучше в перерыв сбегаю тебе комиксов куплю. – Медсестра огляделась в поисках обычного для детских комнат беспорядка, но ничего не обнаружила. Даже заправленная постель была не смята.
- Согласен с Вами, мэм, Кервуд иногда бывает немного зануден, но по сравнению с Купером он очень увлекательный. – Ответил мальчик, сделав важное серьезное лицо. Медсестра еще больше развеселилась, но это и вправду было очень забавно.
- Он прелесть, да? Ну давай хоть телевизор включу. По кабельному как раз должны «мстителей» показывать, если я не ошибаюсь. Не волнуйся, обойдемся без новостей. – Девушка обернулась к Скотту с Тильдой и понизила голос до заговорщицкого шепота. – Он боится старины Боба Барбаса.
- Не боюсь. – Поправил Вергилий. – Просто он мне не нравится.
Мальчик загнул было уголок страницы, но в последний момент передумал и закрыл книгу, заложив ее чистым листом бумаги. – Мистер Уоррен, Миссис Уоррен, добрый день. Большое вам спасибо, что спасли меня. И простите, что так ужасно себя вел. Мне очень стыдно, что я ударил женщину ногой.
- Милый, ты даже думать об этом брось! – Тильда сделала шаг вперед, но в последний момент вспомнила предостережение врача. – Подкинь меня в воздух ударом бампера, я бы, наверное, до конца жизни бегала и пинала все, что ни попадя. – Она села на ковер по-турецки, благо, позволяла длинная юбка. Вергилий улыбнулся, приятно и вежливо, но глаз эта улыбка не затронула. Скотту стало грустно. В семь лет дети не должны уметь так улыбаться. Мужчина присел рядом с женой.
- Всегда рады помочь, приятель. Обращайся, если что. Я серьезно. Пока ты не вспомнил своей прошлое, а семья тебя ищет, мы вполне можем побыть твоими агентами в этом городе. Если что надо – говори. А пока вот, - Скотт жестом попросил медсестру поднести сумку. – Я уверен, что скоро тебе разрешат гулять, так что одежда точно пригодится.
- Ну, сегодня об это рано говорить, с Верджи еще должны пообщаться другие врачи, и снимок мозга будут делать, и ЭКГ, - тут же защебетала медсестра. – А вот завтра точно можно будет.
- Мэм, пожалуйста, меня зовут Вергилий. – Мальчик закатил глаза, потешно копируя манеры взрослых.
- Знаю, милый, знаю, но это имя для семидесятилетнего профессора, а не такого славного малыша. Давай лучше посмотрим, что тебе мистер и миссис Уоррен принесли.
Мальчик только вздохнул снисходительно, и вместе они стали смотреть вещи. Медсестра то и дело порывалась взять какую-нибудь обновку, но супруги неизменно ее одергивали, памятуя о болезненной щепетильности ребенка.
- Тут так много… когда я вырасту, закончу университет и стану получать деньги, обязательно все вам верну.
- Да у тебя все схвачено, как я погляжу. – рассмеялся Скотт. – Ты часом себе невесту еще не присмотрел?
- Я дождусь, когда ты подрастешь, красавчик. Девушки любят обстоятельных парней. – Медсестра подмигнула мальчику.
- Пегги, через десять минут нашего маленького Джона Доу на кардиограмму. – Походя сообщил в открытую дверь какой-то врач. Лицо Вергилия опасно сморщилось.
- Там по всему телу будут лепить скользкие присоски, я знаю. Можно сделать мне наркоз?
- Ну что ты, малыш, наркоз делают только когда больно. – Покачала головой медсестра. – А кардиограмма – это вообще не больно, правду я говорю, миссис Уоррен?
- Истинную. – Серьезно кивнула Тильда. – Я уверена, там все будут в перчатках. А присоски скользкие, потому что на них гель. Как жидкое мыло. Он чистый.
- Слушай Тильду, она очень умная. – Поддержал супругу Скотт. – И честная. На другой бы я не женился.
- Да Верджи будет молодцом, вы чего! – Медсестра аккуратно похлопала мальчика по плечу, не касаясь кожи. – Когда врач его слушал и молоточком по коленкам бил, все ведь нормально было. И крови он не испугался.
Вергилий всеобщего воодушевления не разделил, но и не разревелся. Насупившись, он стал подбирать с пола книги и цветные карандаши.
- А если вы еще придете, дадите посмотреть планшет, мистер Уоррен? – Вдруг спросил мальчик, старательно делая вид, что просто хочет поддержать беседу. Из воистину безразмерного кармана Скотта и правда торчал серебристый угол тачпада.
- А ты уже умеешь управляться с планшетами? – Уоррен припрятал устройство поглубже. – Дела плохи, Тильда, тут явно подрастает мой будущий конкурент в мире высоких технологий. Да шучу я, шучу. – С улыбкой Скотт достал планшет и протянул его Вергилию. Могу оставить хоть сейчас.
- Сейчас мы с Верджи будем очень заняты. – Вмешалась Пегги. – Лучше потом. ЭКГ ведь недолгая процедура, выйдите прогуляйтесь немного, четверти часа там точно хватит. Купите парню комиксов.
- Я хочу мороженого. – Сказала Тильда. – Скотт, Вергилий, вы в деле?
Уоррен был не против, малыш же, подворачивая длинноватые штанины, ответил явно рефлекторно, как привык отвечать уже сотни раз.
- Мне что-нибудь про будущее и рожок с нугой. А ему комикс про Дедпула и клубничный санди.
- Ему? – Удивленно переспросила Пегги. – Кому ему?
Вергилий вдруг судорожно сунул ладошку под ворот и сжал какой-то кулон на шнурке. Видимо, тот самый, о котором говорили врач и следователь.
- Я не помню. Не знаю. – Скотт никогда раньше не видел, чтобы дети так плакали. Ребенок краснеет, морщится, кривит и дует губы, пускает пузыри, икает и задыхается. Говоря на чистоту, взрослые в этом не сильно от детей отличаются. Вергилий же стоял неподвижно, а из его глаз по щекам катились здоровенные капли, казалось, они вот-вот станут ручейками.
- Ну-ну, детка, не грусти. Это все временно. Ты скоро обязательно вспомнишь. Это хороший знак – видишь, в голове уже что-то шевелится.
Воркуя, Пегги вывела мальчика из палаты. Скотт и Тильда долго сидели и молчали. В конце концов, Уоррен все же заговорил.
- Если его родители не найдутся, будем усыновлять.
Тильда расплакалась и кинулась ему на шею.
*
Грязь. Черная, вязкая, ползущая, пузырящаяся. Ее не видно, если смотреть прямо, но краем глаза он всегда замечал, как грязь копится по углам, как она тянет к нему свои щупальца и ложноножки, пытаясь подобраться поближе.
Никто не видел грязь, кроме него. Чтобы избавиться от постоянного пристального внимания психиатра, Вергилий еще в семь лет успешно научился делать вид, что не замечает грязи. Видит бог, это было трудно. Люди наступали в мерзкую черную жижу. Она оставалась на их обуви, одежде, коже, в их домах. Хуже всего были те, у кого грязь текла прямо изнутри. Иногда это отражалось в зеркалах, иногда виделось прямо наяву. Грязь, текущая из ртов, ноздрей, ушей и глаз. Отвратительно.
В детстве было не так плохо, по крайней мере, среди сверстников. Они, конечно, в большинстве своем были липкими, слюнявыми, грязными и дурно пахнущими – но это была самая обычная грязь, как говорит Тильда, «ничего, с чем не справились бы мыло и порошок». Черная же грязь, грязь из другого мира, к детям приставала плохо и легко сходила. К несчастью, чем старше они становились, тем сильнее пачкались.
Считал ли он себя сумасшедшим? Когда был совсем маленьким – разумеется, нет. Дети все, что видят, считают настоящим. Затем, войдя в подростковый возраст, пару лет Вергилия терзали мучительные сомнения, обильно подкрепляемые десятками проштудированных книг по психологии и психиатрии. Стараясь на все смотреть с критической точки зрения, в том числе и на самое себя, мальчик пришел к неутешительным выводам. Галлюцинации, синдром навязчивых состояний, паранойя, если уж на то пошло. Вергилию все время казалось, что за ним наблюдают, как бы банально это ни звучало. Люди вокруг что-то не договаривают. Он сам не знает нечто очень важное, или это от него скрывают. Чего-то не хватало в его жизни, словно рядом пряталась зловещая тайна, и раскрыть ее – все равно что сдернуть тонкий покров. Увы, Вергилий не знал, с какой стороны тянуть.
Из его бытия словно выкинули ключевой сегмент, очень важную деталь мозаики. Это чувство, впрочем, можно было объяснить амнезией. Семь лет – срок не самый большой, но если эти семь лет – первые в твоей жизни – совсем другое дело. Там остался родной дом, настоящие родители, обстоятельства твоего появления на свет – иными словами, вся твоя суть. И, возможно, еще кое-что. Или кое-кто. Или это тоже было признаком безумия.
Время от времени Вергилий ощущал рядом присутствие. Не злое, как от черной грязи. Иное. Временами присутствие было сильным, временами – слабым, иногда исчезало вовсе. Бывало и так, что, казалось, кинь взгляд – и увидишь того, кто идет с тобой плечом к плечу. Просыпаясь и лежа с закрытыми глазами, Вергилий мог поклясться, что изредка слышит рядом чье-то ровное теплое дыхание, даже чует запах невидимки – мускусный запах подросткового пота, иногда с примесью табака или спирта, иногда с металлическим привкусом крови.
Совсем уж редко Веригилий мог ощутить слабый отголосок эмоций незнакомца, его грусть, радость, злость. Но случалось это нечасто, между двумя «точками повышенной чувствительности» (так он называл их про себя) могли пройти годы.
Вергилий окончательно убедился, что не сходит с ума, когда дело шло к четырнадцати. В то время природа как-то уж слишком бесцеремонно вступила в свои права, и он ненавидел ее за это, а себя еще больше.
Уже не ребенок, еще не взрослый, с какой стороны ни взгляни, получается существо несуразное, понятия не имеющее, куда девать собственные не в меру отросшие руки, ноги, а еще запахи и желания. Вергилий привык добиваться поставленных целей в довольно сжатые сроки, и потом бесился, столкнувшись с тем, с чем справиться нельзя в принципе, и сам себе был отвратителен. Сила разума оказалась бесполезна перед утренними стояками. Правда, пусть слабо, но все же утешало то, что ровесникам приходилось еще хуже. С волосами на теле и застревающим в них запахом пота он еще справлялся, но появись на его коже хоть один прыщик, он бы, наверное, повесился, до того они казались ему отвратительными.
К счастью, его кожа чудесным образом оставалась гладкой, без единого шрамика, ямки, отметины. На ней не оставили следов ни многочисленные падения на каменных дорожках, ни ветрянка – ничего. Впрочем, эта особенность была самой невинной из всего, что умело его тело. Еще один довод в пользу того, что мозг не болен, кстати говоря.
Если у человека за считанные секунды срастаются переломы, может, и черная жижа, которую он видит по всем углам, реальна?
По началу было боязно, но в конце концов Вергилий, набравшись смелости, перепробовал все. Он падал с седьмого этажа, он пил щелочь, он резал себя виброножом для разделки дичи, он даже однажды сунул себе в рот дуло заряженной двустволки, украденной у сторожа в имении. Ничего. Ноль реакции. Организм восстанавливался молниеносно. Боль, конечно, никуда не исчезала, но Вергилий быстро осознал: она перестает быть чем-то существенным, стоит тебе понять, что за болью не последует никаких мучений, и уж тем более смерти.
Стала ли его жизнь легче от этого диковинного таланта? Нисколько. Вергилий не был охотником за головами, или экстремальным спортсменом. Он вел размеренную жизнь примерного наследника богатого семейства, никаких оказий, дающих шанс применить свои способности, в его жизни не было и не предвиделось. Ох, как же он от этого страдал! Такой необычный человек (да и человек ли?) наверняка родился на свет для великих дел. К несчастью, Вергилий не знал, для каких.
Итак, ему едва исполнилось тринадцать, он и себя-то переносил с трудом, не говоря уж об окружающих. Увы, в силу своей приметной гладкой внешности Вергилий выгодно выделялся на фоне других мальчишек, отчего неизменно пользовался повышенным женским вниманием. Не то чтобы он презирал девчонок. Просто бесила их отвратительная манера наклоняться, вешаться, прижиматься, пытаться чмокнуть в щеку при каждой встрече. Вергилий не имел никакого желания нюхать их приторные духи пополам с лаком для волос, или разглядывать воспаленные поры на их подбородках. Поэтому, как только представлялся шанс, он находил какое-нибудь уединенное место и раскрывал ноутбук. Дом, увы, уединенным местом не считался, по крайней мере, если там находилась Тильда. Со Скоттом они, как правило, за считанные минуты обсуждали все важные дела и планы, после чего с чистой совестью расходились по комнатам. Тильда же норовила оттащить приемного сына от компьютера, чтобы занять более интересными делами. По ее мнению, разумеется. Вергилий считал себя всесторонне развитой личностью, однако же это не мешало ему признавать, что большая часть жизни современного полноценного человека вполне может быть сосредоточена у монитора. Из глубин сети к нему стекались океаны знаний, надо лишь уметь правильно искать. Это Вергилий освоил в совершенстве. Сначала он с жадностью впитал все, что знал Скотт (а знал мистер Уоррен немало, иначе он бы не был так богат), затем отправился в самостоятельное плавание, и теперь мог уверенно сказать: ученик превзошел учителя. В мире кодов и языков программирования не было запертых дверей, и это успокаивало. Хоть где-то он мог неизменно находить ответы на все вопросы и полностью контролировать процесс. Отвлечь от компьютера мальчишку мог разве что спорт или нечто настолько уникальное, что это хотелось подержать собственными руками.
Переломный момент в судьбе Вергилия как раз был связан с таким предметом. Скотт тогда на пару семестров уехал в университетский городок читать курс семинаров по своей специальности. Лучший из студентов имел все шансы получить стажировку у Уорренов. Надо ли говорить, что ребята готовы были драться на гладиаторской арене лишь за право присутствовать на семинаре.
Каждый выходные Вергилий ездил к Скотту. Во-первых, ему там попросту было интересно, а во-вторых, на семейном собрании они втроем дружно постановили, что после колледжа лучше всего будет поступить именно в этот университет.
В городке была библиотека, пользующаяся заслуженной славой в научных кругах по всему миру. Вергилий библиотеки уважал. Будучи абсолютно «цифровым» человеком он, тем не менее, понимал, что техника не так уж и надежна, а книга… она всегда останется собой. И с тобой. Кирпич из страниц, полный букв – что ему сделается? Да, огонь, да, вода – но с таким же успехом они могут испортить любой высокотехнологичный гаджет. К тому же, в этой библиотеке хранились книги, которые действительно нельзя было найти в сети. Большинство книг, даже самых редких, в интернете найти можно. Те, кто говорит, что нельзя, просто не умеет это делать.
О фолианте, до которого Вергилий смог добраться во время третьей поездки, очень много писали, снимали и спорили, везде. Книга, напечатанная до Гуттенберга. Как? Кем? На чем? Однако эксперты подтверждали: точный возраст бумаги определить невозможно, но он точно старше 1455 года, да и шрифты абсолютно незнакомые, не типичные для первопечатника. Содержание книги тоже интриговало, правда, уже не так сильно. Ничего уникального – очередное апокрифическое евангелие. В отличие от большинства аналогов, в ней нигде не была указана личность повествователя, как будто все записывал сторонний наблюдатель, а не участник событий. Из всех страниц лучше всего сохранились фрагменты об искушении Христа. Многие одиозные журналисты поспешили назвать книгу «Евангелие от Сатаны». Разумеется, Вергилий заинтересовался. Первый час он прилежно штудировал сохранившиеся страницы фолианта под пристальным вниманием библиотекаря. Каждая страница была зажата между очень крепкими стеклами. Когда пошел второй час, библиотекарь ушел, видимо, решив, что симпатичный и спокойный мальчик, про которого всем было известно, что это приемный сын Скотта Уоррена, никакой угрозы для книги не представляет. Наконец, Вергилий дошел до пресловутой сцены в пустыне.
«Если ты сын божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами…»
Конечно, нельзя было сказать, что он читает книгу в полном смысле этого слова. Мальчик упрашивал Скотта выхлопотать такую оказию, как только стало известно о семинаре, и столько же времени он яростно вгрызался в средневековую латынь. Увы, за несколько недель мертвый язык не выучить, даже столь талантливому молодому человеку. Вергилий узнавал отдельные слова, изредка обороты и на каждой строке сверялся с заблаговременно скачанным электронным словарем.
Вскоре мальчик заметил странность. Слова, которые ему удавалось узнать первыми, очень забавно складывались, обретая некое подобие смысла. Вергилий даже стал их выписывать и, когда слов накопилось достаточно, прочитал полученное предложение вслух, едва заметно шевеля губами.
«Человек… бросься… вниз…и все будет твое…»
Занятно, спору нет, но не хотелось тратить драгоценное время на пустяки. Он смял листок, кинул в мусорное ведро и продолжил изучать фолиант. Через пару минут его отвлек неприятный звук – кто-то чем-то шуршал. Вергилий подобных вещей не выносил, особенно когда начинали мять фантики и пакеты от чипсов в библиотеках или театрах. Он поднял голову, чтобы сделать недоумку гневное замечание, и застыл, удивленно распахнув глаза. Он остался в читальном зале в полном одиночестве. Даже библиотекарь куда-то ушел. Шорох тем временем продолжался. Вергилий смог без труда определить его источник. Что-то копошилось в том самом мусорном ведре.
Мыши? В такой современной библиотеке? Грызуны, конечно, любят портить книги, но здесь наверняка каждый дюйм обработан специальным средством. И кошек тут держат, он видел на входе. Впрочем, и на старуху бывает проруха.
Тут ведро опрокинулось, и прямо к столу, за которым сидел Вергилий, метнулась маленькая тень. Правда, для крысы она была все же великовата. Мальчик судорожно захлопнул книгу, хотя из-за стекла ей не повредила бы не то что мышь – лошадь. На некоторое время все затихло. Вергилий посмотрел вправо, влево, заглянул под стол – пусто. Выпрямившись, он не сдержался и отпрянул с коротким шумным выдохом, опрокинув стул. Прямо на закрытом фолианте сидело… существо. Больше всего странная зверушка напоминала крупного лемура со шкурой темно-синего цвета, круглыми ушами, как у мышек из мультиков, и горящими желтым светом глазенками. Вергилий никогда не был спецом в зоологии, но и его скромных знаний хватало, чтобы понять: не существует таких особей в живой природе. Зверушка тем временем перебралась на другой край стола, поближе к Вергилию. Она шумно втягивала носиком воздух, принюхиваясь. А потом она прыгнула. Вергилий успел отмахнуться, но брезгливо поморщился – тварь успела цапнуть его за палец. Латексная перчатка лопнула, на коже выступили капли крови, две или три упали на ковер.
В тот же миг, ровно от места, где ворс впитал кровь, по полу пошла рябь, как по глади озера, в которую кинули камень. Вергилий был напуган, ошарашен, растерян – но не удивлен. Он такое уже видел. В собственных ночных кошмарах. Только на этот раз странный сон случился наяву. Мальчик был готов поклясться чем угодно: он не задремал над книгой, и это не галлюцинации. Боль в прокушенном пальце была вполне реальной. Значит, он не сошел с ума Значит, все правда. Прямо скажем, сомнительный повод для радости.
Комната вокруг стремительно менялась. Книжные стеллажи вросли небоскребами, потолок поднялся так высоко, что его было не видать. Только слабо мерцал в этой несусветной вышине оранжевый огонек люстры. Тысячи томов падали с полок и повисали в воздухе, образуя гирлянды, спирали и ступени. Часть из них выглядела весьма трухляво, казалось, коснись – и рассыплются. Иные довольно ярко мерцали. Стол и стул разлетелись в щепки, закатанный в стекло фолиант взмыл в воздух, распадаясь на пластины. А одна из них вдруг снова грохнулась об пол. Туча осколков, словно рой пчел, кинулась на Вергилия. Мальчик лишь машинально прикрыл лицо рукой. Он не особенно испугался, такие пустяки не могли причинить ему вред. Свою ошибку он осознал, когда его резко швырнуло назад, потом вверх, а тело пронзила куда более сильная боль в области поясницы. Вергилия поймали в плен четыре другие пластины, зажав своими острыми краями. Он не мог вылезти ни вверх, ни вниз, и разомкнуть ловушку тоже не получалось. От малейшего рывка стекло еще сильнее врезалось в тело. Один угол распорол живот, другой перебил позвоночник, селезенке, печени и почкам тоже досталось. Постанывая от боли, Вергилий пытался придумать, как же ему выбраться. Кровь уже не просто капала – ручьями стекала по ногам и все впитывалась в ковер. Тот шевелился, словно под ним копошились десятки каких-то маленьких существ. И мальчик даже догадывался, каких. Его глазастый знакомец сидел внизу, жадно лакая кровь, которая уже образовала лужицу. Когда все они вырвутся наружу, то без труда в прыжке доберутся до него. Из множества способов умереть поедание заживо Вергилий еще не пробовал и не горел желанием начинать.
Книги замелькали в воздухе, хлопая страницами, как птицы крыльями, и складывались в слова из огромных букв.
«Мушка летала – в сетку попала. Не плачь и не ной…»
- Скоро станешь едой. – Обреченно подытожил Вергилий. – Джон Рональд Роуэл Толкиен.
Тем не менее, упоминание старой сказки помогло немного воспрянуть духом. Если тут все, как в снах – значит, он и здесь может все, что может там! Прищурившись, Вергилий впился взглядом в ближайший стеллаж. Конечно, лучше это получалось с разбегу, но сейчас выбирать не приходилось. В кошмарах он так убегал не от одного монстра. В следующий миг мальчик исчез, оставив между пластинами только извивы черного тумана, а потом появился уже у стеллажа. Немного промахнулся, правда, но удалось оттолкнуться ногой от какой-то книги и ухватиться за полку. Твари, впрочем, не собирались отставать. Они выползли из-под ковра и теперь карабкались вверх. Куда ни глянь, всюду были острые, желтоглазые, перепачканные красным мордочки. И Вергилий тоже стал перебираться все выше и выше, поближе к свету люстры. Его почему-то тянуло туда. Чутье подсказывало: выход там.
Люстра теперь была огромной и походила на волшебное дерево со светящимися плодами, растущее прямо из потолка. Вергилий был уже совсем близко, на расстоянии прыжка, когда путь преградила выросшая из ниоткуда стена ненавистной черной грязи. Мерзкие грызуны приближались, и за неимением пути к отступлению оставалось только одно – драться.
Умел ли Вергилий драться? Сложный вопрос. Он с удовольствием распределял часы досуга между у-шу и йай-до, но прекрасно понимал: к реальному бою это имеет мало отношения. Однако же нечто не осознаваемое, куда более глубокое, текущее по жилам вместе с кровью, подсказывало: да, он умеет. Внутреннему голосу мальчик верил, но еще ни разу не предпринимал настолько опасных экспериментов. Критический подход к собственной личности сочетался в нем с довольно эзотерическими взглядами на мир, хоть Вергилий еще не осознавал этого в полной мере.
Как это часто бывает на свете, жизнь сама толкнула его на взятие новой высоты, приперев к стенке. Но если уж сражаться, нужно оружие. Эх, хорошо бы сейчас запустить руку в книгу и достать оттуда какой-нибудь волшебный меч. Да хоть тот же Гламдринг, если речь зашла о Толкиене! Враги тем временем подступали все ближе и ближе, Вергилий в бессильной злости махнул рукой. Одна из тварей вдруг взвизгнула и упала с полки. Мальчик успел заметить, что ее пронзило нечто белое, полупрозрачное, похожее… да, похожее на меч! Удивленно покрутив головой, он увидел, что еще два таких же «меча» повисли в воздухе рядом с ним. Вергилий позволил себе не очень уверенную, но весьма злорадную улыбку.
- Похоже, я понял, как это работает. Ммм, предположим… Дюрандаль! Эскалибур! – Вскоре он перестал вспоминать имена легендарных мечей, а изящные, словно из хрупкого стекла сделанные клинки все летели. Только вот они были куда прочнее и смертоноснее. Несколько мерзких существ все же сумели добраться до Вергилия, но их тщедушные шейки он без труда сломал голыми руками. Черная грязь исчезла, освобождая путь к свету. Но Вергилий не спешил сломя голову нестись туда. Его встревожил доносящийся снизу звук. Этот то ли шелест, то ли звон постепенно нарастал. Что-то двигалось к нему, большое, бесформенное, отражающее свет тысячью граней. Мальчик почти сразу понял, что же это такое. К нему летел бритвенно острый вихрь из осколков стекла. И в этот раз они выглядели очень даже способными причинить ему вред. Содрать кожу с мяса, мясо с костей, измельчить потроха и оставить лишь кучку кровавого фарша, который уж точно не соберешь обратно в человеческое тело. И выдуманные мечи тут не помогут, сколько их не вспоминай, осколков все равно будет больше.
Если раньше Вергилий сомневался в существовании судьбы и фортуны, то в тот вечер он окончательно убедился: они есть. Его рука нащупала толстую книгу на полке. Мальчик скользнул по ней взглядом и зацепился за тисненные золотые буквы.
«Сказание о волшебном мече, косящем траву».
Кусанаги-но-цуруги. Волшебный меч, найденный богом Сусаноо в теле побежденного им дракона, по-японски «орочи».
- Ямато-но-орочи. Дракона звали Ямато.
Ну разумеется. Не нужно много мечей, когда можно добыть один – тот, который для тебя. Книга распахнулась сама собой. Ее страницы ярко сияли голубоватым светом. Вергилий погрузил ладонь в это сияние и достал катану. Она была тяжеловата для руки подростка, но она была восхитительна. Времени разглядывать диковинное оружие не было – стеклянный вихрь все приближался. Вергилий высоко прыгнул, оттолкнувшись от стеллажа, и взмахнул мечом, так, как его всегда учили. А впрочем, нет – гораздо лучше, чем справился бы сенсей. Идеальный мэн*. Волна силы сорвалась с клинка и, как удар сжатого воздуха, рассеяла осколки. Мальчика отбросило назад, но он не ударился о зеркальный потолок. Он прошел сквозь него.
И рухнул плашмя у стола со старинной библией. В зале ничего не изменилось, и одежда самого Вергилия была как новенькая. Раны стремительно заживали. Только ведро от бумаги лежало опрокинутым.
- С тобой все в порядке? – Вошел встревоженный библиотекарь. – Я слышал шум.
- Все в норме, сэр. – Мальчик удачно изобразил, будто ищет что-то под столом. – Я просто хотел поправить контактную линзу, а она упала. Я полез под стол и споткнулся о сумку. Но я уже нашел. – Бой с чудовищами неумолимо начинал казаться сном, как и все предыдущие кошмары, но тут рука нащупала под столом то, чего там раньше не было и быть никак не могло. Самурайский меч в ножнах.
- А, ну хорошо. Не вздумай только ее снова надевать, столько пыли вокруг. – Убедившись, что с библией все в порядке, библиотекарь вышел. – Через двадцать минут мы закрываемся! – Донеслось напоследок уже из коридора.
Эти двадцать минут Вергилий потратил на попытки как-то замаскировать меч, чтобы незаметно его вынести. Положение спасло наличие зонта-трости. Мальчик взял его с собой на всякий случай, но дождя не случилось, и он предпочел унести такую недешевую вещь в зал. В итоге сам зонт был надежно спрятан за стеллаж, чехол, кое-как натянут поверх ножен, а рукоять скрыта сумкой с планшетом. До отеля, в котором деканат снимал Скотту номер, Вергилий взял такси. Он постепенно отходил от шока и едва держался под напором волн отвращения, которые накатывали на него девятым валом. Он был Там. В месте, откуда приходит Грязь. Эти твари касались его! Последним его осмысленным поступком в тот день был акт скрытия меча под матрасом. Потом он разделся, бросая вещи там, где снял, что для него в обычном состоянии было немыслимо, и залез под душ, а вернее, под струю кипятка.
Очнулся мальчик, когда Скотт выломал дверь в ванную. Стоило больших трудов уговорить его не сообщать о случившемся Тильде. Иначе возобновились бы хождения по врачам, которые за годы детства, признаться честно, осточертели и Вергилию, и мистеру Уоррену.
Но в итоге это удивительное приключение, конечно, принесло только пользу. Прежде всего, твердо убедившись, что он не сходит с ума, Вергилию, как ни странно, стало легче притворяться, будто ничего такого он не видит. Во-вторых, отвращение осталось, но ушел страх. Теперь он знал, как противостоять этим тварям. И, наконец, в-третьих, появилась цель. Странный жуткий мир из его кошмаров не стал менее опасным, но теперь Вергилия туда тянуло. Место, которое дало ему самую удивительную на свете катану по имени Ямато (он просто знал, что меч следует называть именно так, и никак иначе), хранило много тайн, не могло не хранить. И самое главное: Вергилий чувствовал, что именно там его ждут ответы на вопросы о прошлом.
***
С того самого момента, как стало ясно, что родителей Вергилия найти не удается, равно как и любую другую информацию о нем, а органы опеки разрешили усыновить мальчика, жизнь Тильды Уоррен разделилась между тремя сильным чувствами: счастьем, страхом и виной. Она была счастлива, как счастлива любая мать хорошего сына. Конечно, этот маленький зануда с каждым годом становился все более и более педантичен, но время сгладило и эти острые углы, его научив подстраиваться, а ее – относиться с уважением к его причудам. Даже в раннем детстве его капризы можно было назвать таковыми лишь с натяжкой. Вергилий предпочитал дотошно разъяснять, почему будет делать так, и никак иначе. Он всегда знал, чем себя занять, что в семь лет, что в пятнадцать, но и не чурался компании взрослых, если предлагали. Тильда обожала выгуливать в театры и кино серьезного аккуратного малыша. Вергилий принадлежал к той редкой породе детей, которых можно наряжать, как кукол, и к концу вечера все останется таким же чистеньким. Ей доставляло невыразимое удовольствие воскресными днями посещать в его компании какую-нибудь выставку, или пройтись по магазинам на центральной улице. Фактически, с Вергилием она выбиралась в свет чаще, чем со Скоттом, который по-прежнему был женат и на ней, и на работе.
- Скоро меня начнут принимать за стареющую сумасбродку с юным поклонником. – Смеялась Тильда, идя под руку с приемным сыном, который возвышался над ней почти на пол головы.
- За стареющую еще не скоро. – Улыбался и Вергилий. – Но мы можем пойти в «1000 chemises» и дать пищу слухам, купив мне пару рубашек.
Вергилий не был красивым подростком в общепринятом смысле слова. У него был большой рот, нервное лицо холерика и привычка до хруста вертеть шеей, походящая на нервный тик. Зато он был силен и ловок, отлично сложен, осанист. Он следил за собой с болезненной щепетильностью, но это избавляло его от большинства проблем переходного возраста. Белоснежные волосы, с годами так и не поменявшие цвета, делали его загадочным. Он умел одеваться. К тому же, никто не отменял старую истину о том, что ничто так не красит человека, как умные глаза. Разумеется, это притягивало девочек. И не только девочек, если уж на чистоту. Лучшая подруга Тильды рассказала по секрету, что ее сын, учащийся в одном классе с Вергилием, радуется каждому комментарию оного на фейсбуке, как подарку на рождество, не говоря уж о тех случаях, когда Вергилий сам заговаривал с ним.
Тут счастье Тильды Уоррен плавно переходило в страх. Страх, знакомый любому родителю, чей ребенок страдал душевным расстройством. Скотт считал, что опасность давно миновала, ему вторили врачи, уверяя, что и невроз со временем сойдет на нет. Каждый год Василий ради ее спокойствия исправно посещал психиатра еще чаще – психотерапевта. И тот, и другой не уставали твердить об успехах. Но Тильда не могла забыть ночных кошмаров и тихого детского плача из спальни. Она не могла забыть маленьких ручек, красных от слишком частого мытья, тельца, скорчившегося в углу душевой под струей кипятка. Вот и сейчас, как дура, прислушивалась, ловя каждый звук, хоть и знала, что Вергилий попросту любит поваляться в ванной. Чего в этом странного?
Он знал о ее страхах и делал все, чтобы они исчезли. Не залеживался в ванне больше получаса, пожимал руки гостям, разговаривал с ней о пустяках. Но Тильда все равно чувствовала себя виноватой. Ей казалось, что Вергилий, благородно охраняя ее покой, остается наедине со своими кошмарами. Она переживала, что вместе они так и не смогли полностью победить болезнь. Вдруг из-за того, что она плохая мать, ее сын в самом скором времени не сможет поцеловать любимую девушку, или не девушку, да какая разница! Вергилий никогда ничего не выпрашивал у них, укладываясь в карманные расходы. Тильда покупала дорогие подарки и пилила себя даже за это, потому что нельзя купить себе индульгенцию вещами. Скотт дарил еще более дорогие вещи, но это служило слабым утешением. Впрочем, сильнее всего было чувство вины за другое.
Иногда Тильда смотрела на Вергилия, увлеченного собственными мыслями, и видела на его лице выражение, отличное от всех прочих. У него расширялись зрачки, чуть приоткрывались губы, в такие моменты лицо мальчика можно было назвать просветленным. В эти мгновения он был нечеловечески, недопустимо красив. Тильда ловила себя не мысли, что не хочет знать, какие образы проносятся перед мысленным взором сына, и от этого ей становилось хуже всего.
Итак, она всегда была начеку, и потому внезапная новость о школьной драке с участием Вергилия миссис Уоррен подкосила, но не шокировала. Скотта Тильда к директору не пустила – знала, что тот при любых обстоятельствах будет на стороне Вергилия, и лишь устроит никому ненужный скандал.
Согласно восстановленной картине событий, дела обстояли так: парень по имени Марк Тьюби, воспользовавшись тем, что на уроках физкультуры все оставляют вещи в раздевалке, налил в сумку Вергилия какой-то гадости. То ли рыбьей требухи, то ли чего другого. К счастью, он был застигнут за этим недостойным занятием уборщицей. Все могло решиться мирно, но Вергилий предпочел поступить иначе. Он выкрутил Марку руку, а мальчика, который пытался разнять их, толкнул так сильно, что тот оставил собой вмятину на дверце шкафа. После Вергилий продолжил выкручивать Тьюби руку, пока не ткнул его несколько раз лицом в злополучную сумку и ее содержимое.
Отец Марка был политиком городского уровня, и потому в кабинете у директора вел себя весьма боевито, как и сынок. До встречи Тильде еще было немного совестно, но эти чувства быстро испарились. Так же быстро приуныл мистер Тьюби, когда узнал, сколько стоила сумка Вергилия, лежавшие в ней зонт, перчатки, а самое главное, техника. Ей, собственно, даже не пришлось толком ничего говорить в защиту сына. Тот сам отлично постоял за себя, сказав, что столь резко отреагировать его заставили постоянные насмешки определенного толка со стороны Марка и его приятелей. Одноклассник, разумеется, тут же начал отпираться, но мистер Тьюби и директор резко поскучнели. Видимо, оба представили заголовки газет: «сын гениального программиста подвергается гомофобной травле». В итоге обе стороны почти мгновенно пришли к полюбовному решению.
- Тильда, все в порядке? – Открылась дверь ванной, и миссис Уоррен обернулась на голос, перестав делать вид, что поправляет цветы в вазе. Ей бы очень хотелось услышать от Вергилия «мама», но некоторые вещи нельзя требовать.
- Да, дорогой. – Вергилий никогда не ходил по дому в халате, или майке и трусах, как часто позволял себе Скотт. Вот и сейчас на нем были темно-серые домашние брюки, синяя толстовка. Тапочки и те скорее походили на мокасины. Влажные волосы, как всегда, были идеально зачесаны назад. – Ты как актеры из старого кино. Которые даже в запой уходят в жилете и при галстуке.
- Ты же знаешь, я не пью ничего крепче кьянти. И врядли когда-нибудь буду. Вергилий прошел мимо нее, но не проследовал к себе в комнату, а остался рядом.
- Дорогой, я хотела спросить. – Ему было всего пятнадцать, но иногда он казался Тильде очень взрослым. Возможно, дело заключалось в строгом консервативном аромате его одеколона. – Нападки этого придурка тебя точно не ранят? Может, нам со Скоттом все же стоило подать в суд?
- Нет, что ты. – Вергилий безмятежно втирал в ногти укрепляющее масло. – Я расстроился из-за сумки и ужасного запаха… А слова… мы ведь не обижаемся на собак, которые нас облаивают. Скотт, еще когда мне было девять, подсказал отличную фразу для таких случаев: жаль, но уровень вашего интеллектуального развития не позволяет мне дискутировать с вами на данную тему.
- Вот и хорошо. – Рассмеялась Тильда, но быстро снова посерьезнела. – Надеюсь, сынок, ты понимаешь,что каким бы ни был твой дальнейший выбор, мы с папой его примем.
- Вы лучше всех. – ласково улыбнулся Вергилий. – Просто мне пока это не интересно. Надо успевать заниматься столькими более интересными вещами.
***
О, да, куда более интересными, чем обжиматься по углам. Или, к примеру, чем беседы с Вами, миссис Тильда Уоррен. Вергилию давно уже не было стыдно за подобные мысли. Его поведение было вежливым, чутким, по-сыновнему нежным, послушным – в общем, абсолютно идеальным, с какой стороны ни посмотри. А то, что происходит в его голове – это уже окружающих не касается. Юноша прикрыл дверь своей комнаты и вздохнул, прислонившись к ней спиной. Притворство всегда отнимает так много сил, просто удивительно. Мышцы его рук и ног не знали усталости, однако мимические мускулы ежедневно испытывали сильнейшее напряжение, складываясь совсем не в те выражения, в какие им хотелось. Вергилий даже похлопал себя по щекам, чтобы окончательно расслабиться. Затем он кинул полный сожаления взгляд на Ямато. Очень хотелось посвятить час или два медитативной полировке клинка, исключительно для собственного удовольствия, потому что на самом деле катана в подобном вовсе не нуждалась. Хорошо, что его приемные родители ничего не смыслят в йай-до. Можно хранить меч, убивающий чудовищ, не скрываясь. Все равно никто не отличит его от тренировочного.
Да, позаботиться о Ямато, а потом до глубокой ночи оттачивать ката. Так много хобби, так мало времени. Сложно быть многогранной личностью. Вергилий иронически хмыкнул в ответ на собственные мысли. На самом деле он, конечно, не колебался всерьез. Сегодня его ждало действительно важное дело.
Марк Тьюби не пожелал успокаиваться. Не имея возможности брать качеством он, судя по всему, решил сделать это количеством. В итоге Вергилий, возвращаясь с тренировки по у-шу, испытал сомнительное счастье встречи с Марком и шестью его дружками. Прямо скажем, неудачная пародия на великолепную семерку.
Занятия проходили в спортивном центре на подвальном этаже огромного торгового молла и заканчивались уже после его закрытия, так что приходилось пользоваться задней дверью и пройти пару переулков, прежде чем обойти здоровенное здание и вернуться на людную улицу. Этим и воспользовались Том сотоварищи.
Сначала Вергилий не собирался драться с ними всерьез. Право же, за пятнадцать лет своей жизни он сталкивался с куда более опасными и уродливыми противниками. Юноша присмотрел обрезок трубы в руках одного из молодчиков и собрался отобрать оную, чтобы потом вдоволь погонять хулиганье.
Но когда они навалились скопом, Вергилий понял, что переоценил собственную выдержку. Они воняли, их тела изрыгали целые потоки черной грязи, и все это лилось на него. Вергилия не беспокоила боль от их ударов. Его трясло от отвращения, потому что с каждым из этих ударов на его коже оставалось все больше и больше мерзости.
Чаша терпения преисполнилась, когда Марк Тьюби навалился сверху, и капля слюны из его раззявленного рта попала Вергилию прямо в глаз. Фонарь, в который врезался отлетевший подонок, погнулся и перестал светить. Остальным он с удовольствием попортил носы, кому кулаком, кому об колено, кому при встрече с асфальтом или с переносицей товарища по несчастью. Задерживаться на поле боевой славы юноша не стал. Во-первых, потасовка явно была окончена. Во-вторых, ему не терпелось залезть под горячий душ и смыть с себя всю эту мерзость. В-третьих, жалоб он мог не опасаться. Эти идиоты точно не наябедничают копам или родителям. Ну и наконец, сломанный нос – это, конечно, не дурно, и все же Марк Тьюби заслуживал чего-нибудь похуже, в десятки раз похуже. Этим и стоило заняться.
Вергилий плохо помнил, как шел домой. Получи он шанс посмотреть в тот момент на себя со стороны, точно себя же и не признал бы. Прохожие шарахались от парня в дорогом, но чудовищно испачканном пальто с наполовину оторванным рукавом, со следами на лице и одежде, которые ничем, кроме крови, являться не могли. Волосы Вергилия в кои-то веки растрепались и падали на лоб, он сипло дышал, прилагая все силы, чтобы не поддаться панической атаке, совсем такой же, как случалось в детстве, даже сильнее. Эти скоты, эти мрази, эти раздувшиеся от наполняющего их дерьма твари лапали его руками, дышали ему прямо в лицо, обдавая вонью, измазывали его своим потом, кровью и слюной. Юноша чувствовал себя так, будто его не били, а насиловали, несмотря на то, что вроде бы победил. Где-то на середине пути Вергилий все же смог взять такси и прорыдал оставшуюся часть дороги к дому, уткнувшись лицом в сумку с формой. Водитель, крайне болтливый пожилой индус, разумеется, тут же засыпал его вопросами, предлагая ехать то в больницу, то в полицию, то к адвокату. Впрочем, он мгновенно проглотил язык, когда Вергилий, поймав его взгляд в зеркале заднего вида, сказал «спасибо, не нужно». Беднягу, видимо, этот взгляд навел на мысли о протыкании шеи циркулем. В принципе, он был не так уж далек от истины. Вергилий же как ни в чем не бывало достал влажные салфетки, чтобы худо-бедно пригладить волосы и стереть грязь с кровью хотя бы с лица и рук.
Дома, к счастью, никого не было. Скотт явно планировал опять заночевать на работе, раз уж Тильда пошла в театр на поздний спектакль. Вергилию как раз хватило время на то, чтобы выкинуть всю свою одежду в мусоросжигатель. Услышав копошение ключа в скважине, он поспешил хлопнуть дверью ванной. Разумеется, к моменту встречи с Тильдой на нем не осталось и следа от потасовки.
Ну, что же, теперь он был абсолютно спокоен. Для пущей подстраховки Вергилий все же не стал торопиться и отвлекся на несколько упражнений из йоги. Потому что предстоящее дело требовало полной концентрации.
- Милый, я завариваю фиточай, тот, что с облепихой. – Дверь с легким скрипом приоткрылась, и внутрь заглянула Тильда. Вергилий давно уже смирился с ее материнской бесцеремонностью, но сейчас ощутил желание хлопнуть дверью так, чтоб попасть ей по пальцам. Вместо этого он, разумеется, просто встал со стула, сердечно улыбаясь.
- Я бы не отказался от самой большой чашки, ну, ты знаешь, той самой, похожей на супницу. Не закинешь по дороге мою форму в корзину с бельем?
- Никаких проблем, дорогой. – Женщина взяла аккуратно сложенную темно-синюю ифу* из уже сожженной сумки. – А еще я собираюсь перекусить. Могу и тебе что-нибудь сделать.
- Если приготовишь сендвич с курицей и виноградом, я возложу благодарственные жертвы на алтарь твоего имени.
Смеясь, Тильда ушла, а Вергилий вернулся к своим заботам. Привычно дернув подбородком и хрустнув шейными позвонками, он взялся за дело. Ему предстояло в отместку за всю грязь, что вылилась из Марка Тьюби, оставить всего одно, зато абсолютно несмываемое пятно на репутации его папаши.

Надеюсь, все поняли, что это была тока первая часть =))) Вторая, она же, полагаю, заключительная, будет, и надеюсь, в обозримом ближайшем будущем Ж) мало ли, вдруг кому таки стало интересно, чо ж с ним дальше случица)